Читаем без скачивания Письмо сыну. Воспоминания. Странники поневоле - Елизавета Федоровна Родзянко

грубую материю, из которой шьют мешки для картошки, и заказала себе костюм у хорошей портнихи. Получился очень элегантный английский костюм. Мише сшили открытую рубашку в широкую голубую полоску и короткие штаны. Он был так красив в этой обновке и так молодо выглядел, что одна дама долго спорила со мной и уверяла меня, что он совсем не мой муж, а сын, что ему 16 лет и, чтобы убедить меня рассказывала, в чем он одет. Сомнений не было – она говорила о моем Мишеньке.

В детстве ты, Владимир, был очень живой, а подчас и несносный мальчик. Если мы шли куда-нибудь, ты часто убегал от нас. Чтобы тебя проучить, я раз спряталась за выступ стены. Ты испугался, и надо было слышать, как ты заревел, оставшись один. Помнишь ли ты это? Однажды мы были на каком-то детском празднике в анапском парке, и ты опять исчез. Я звала тебя, а потом громко сказала: «Я потеряла ребенка!» Вдруг передо мной, как из-под земли, вырос мальчик лет семи с каким-то значком на пике: «Я его вам найду, скажите какой он?» И гордо добавил: «Я скаут». Это было так трогательно и забавно. Я ему рассказала, во что ты одет. Но ты скоро сам прибежал, а я отыскала мальчика, чтобы он не беспокоился.

Чтобы купаться в море, мы ходили обычно в место поблизости около города, где были камушки, но местами хороший песок. Настоящие пляжи были довольно далеко от города, и иногда я ходила туда одна. Ближе к городу был дамский пляж, а дальше мужской. На этих пляжах люди грелись на солнце совершенно голыми, и так бежали купаться в море. Без костюма было гораздо приятнее. Мужчины, идя к своему песочному пляжу, (правда вдали по земле), должны были проходить мимо нас, и тогда дамы, чтобы их не узнали, покрывали себе лицо носовым платком. Лежа там на песке, я думала о том, как изменились нравы!? В Одессе на нашей даче было два домика – купальни, мужская и женская. Мужчины и дамы купались отдельно. Так же и дети: мальчики раздевались в одной, девочки в другой купальне. Помню, когда я еще была девочкой, к нам приехал дядя Вася Голицын со своей женой, и они пошли вместе раздеваться в одну купальню. Неприличие это неприятно поразило моих родителей, и я помню их разговор. Они удивлялись, а потом объяснили себе это тем, что Голицыны приехали из заграницы, где вероятно так принято. И вот проследите: в девяностых годах прошлого столетия, в Одессе – две купальни мужская и женская. В девятнадцатом году этого столетия в Анапе два отдельных пляжа – мужской и женский, а теперь? В 1970 году, что делается на пляжах всего мира?!

Иногда мы с Пущиными и Татищевыми нанимали лодки и ехали куда-нибудь далеко в пустынные места. Там играли с детьми в разные игры и купались в море.

Купальни

Тем временем Добровольческая армия победно продвигалась вперед, и наконец был взят Екатеринослав, а потом и Новомосковск. Мы с Мишей решили отпраздновать это событие в анапском ресторане. К нам присоединились две молодые пары, наши новые знакомые, и один соломенный вдовец. Пошли вечером в ресторан, который был полон нарядной публики. Подавали молоденькие интеллигентные барышни. Ужин был очень вкусный. Мужчины заказали себе водку, а для дам шампанское. Но и они его пили усердно. Скоро мы, дамы, заметили, что мужчины наши выпили слишком много. Тогда мы еще не открытую бутылку шампанского решили спрятать. Поставили ее под стол, а когда они искали ее там, мы поднимали и прятали ее под большую шляпу одной из нас. Это нам удалось сделать несколько раз, а подавальщице мы мигнули и велели сказать, что шампанского вообще больше нет. Мужчины наши так бутылку и не нашли, и когда мы уходили, она осталась стоять под столом. Забавно было, как они расплачивались. Счет вместе с чаевыми барышням оказался тысяча семьсот рублей. Мужчин было четверо, и они никак не могли разделить 1700 на четыре. Тогда один из них предложил добавить барышне еще 300 рублей, и все они были очень рады, что 2000 легко разделить на четыре. Возвращались мы на рассвете. Какие-то офицеры, повстречавшиеся нам, попросили указать им направление к санатории доктора Будзинского… и я до сих пор не уверена, верно ли мы им, бедным, показали дорогу. Другая дама потом рассказывала, что с трудом довела своего мужа домой: он непременно хотел выкупаться в бассейне парка.

В середине лета появилась в Анапе Таня Родзянко, вдова Георгия, со своей матерью. Они наняли небольшую комнату довольно далеко от нас. Зарабатывали они тем, что вязали из шерсти очень красивые дамские шапочки, а также шили сумки из грубой материи и художественно их разрисовывали. Продавать относили в магазин. Я купила такую сумку и ходила с ней на пляж. Таня скоро после их приезда заболела возвратным тифом. Было у нее три припадка. Один такой сильный, что ее мать думала, что она вот-вот умрет. Когда Таня оправилась и окрепла, они уехали в Прагу, где обе скончались много позже, когда мы жили в Югославии, в Земуне, на Прегревице.

Я забыла упомянуть, что когда мы прочно обосновались в Анапе, я наладила для детей уроки музыки и рисования. Там тогда жил довольно известный художник Чахров, у которого была школа рисования. Девочки любили его уроки, и Ольга опять рисовала лучше старших девочек. Сын Чахрова, начинающий молодой художник, хотел было нарисовать портреты девочек, но почему-то не решился. Их нарисовала акварелью мать Тани, тетя Наташа Яшвиль. Небольшая картина эта находилась в Париже у Анны, и висела у нее в гостиной.

Сестры Родзянко. Акварель Натальи Яшвиль (1919)

Когда Добровольческая армия упрочилась в Новомосковске, мы послали туда нашего приказчика из Топорка Ивана Кондратьева. Этот преданный слуга твоего дяди Николы был все время при нем. Он оставил жену и детей, а когда во время смуты, Никола предложил ему пробираться домой, он только махнул рукой и все время оставался с ним, работая также в санитарной части Добровольческой армии. С Николой Иван Кондратьев и эвакуировался, и умер на пароходе от желтой лихорадки.

Вот этому Ивану Кондратьеву, мы поручили тогда поехать в Новомосковск, посмотреть, что там делается и привезти наши оставленные там вещи. Он обошел всех наших знакомых, которым наша преданная прислуга передала наше белье и платье, но те все признались, что продали это на базаре. Я очень хотела иметь красивый медный самоварчик в стиле ампир, который нам к свадьбе подарил Никола, но и про него ответ был «нет, он мне еще нужен». Один только Алим Иванович Ашитков сохранил наши драгоценности, замурованные в стену за его большим шкапом, и все передал Ивану Кондратьеву, который нам все это и привез. А Алим Иванович из всех наших знакомых нуждался больше всех со своей большой семьей (7 человек детей мал мала меньше). Теперь меня мучает совесть, что мы денежно не поддержали ни Алима Ивановича, ни начальника станции, но тогда все были уверены, что скоро все будем там, жизнь наладится, опять потечет по старому, и мы сумеем всех отблагодарить.

Летом в Анапе неожиданно появились мои два брата Юрий и Лев. Теперь не помню, откуда они пробрались в Добровольческую армию, кажется через Румынию. Бабушка, как раз уехала в Екатеринодар к дедушке, и Юрия мы могли поместить в ее комнате, а Лев нанял себе где-то помещение. В первый день, взяв мыло, они пошли на речку Анапку, где основательно вымылись, а потели ходили с Мишей купаться в море. Перед приездом к нам, Юрий одно время был в Киеве, и там со знакомыми занимался спиритизмом. Водили они по столу блюдечком над азбукой и переговаривались с каким-то